Как Карл Маркс запутался в трех соснах

В противоречиях Карла Маркса можно плавать, как в океане. У меня выписано столько мест, что пришлось создать отдельный ворд-файл с указанием страниц и я до сих пор еще не выписал их все. Вот три занятных примера из первого тома “Капитала”, которые я предлагаю рассмотреть в этой статье.

Чего стоит капиталисту кооперация?

Маркс пишет, что с “развитием кооперации в широком масштабе [капиталистический] деспотизм развивает свои своеобразные формы. Подобно тому, как капи­талист сначала освобождается от физического труда, как только капитал его достигает той минимальной величины, при которой только и начинается собственно капиталистическое производство, так теперь он передает уже и функции непосредственного и постоян­ного надзора за отдельными рабочими и группами рабочих особой категории наемных работников. Как армия нуждается в своих офи­церах и унтер-офицерах, точно так же для массы рабочих, объеди­ненной совместным трудом под командой одного и того же капитала, нужны промышленные офицеры (управляющие, managers) и унтер-офицеры (надсмотрщики, foremen, overlookers, contre-maitres), распоряжающиеся во время процесса труда от имени капи­тала” (стр. 358).

Далее, через несколько десятков страниц он пишет, “что производительные силы, возникающие из кооперации и разделения труда, ничего не стоят капиталу” (стр 405). Производственные преимущества, возникающие, когда много людей заняты созданием одного продукта, разделяющих между собой труд, являются как бы естественными, на них не нужно ничего тратить, их не нужно специально организовывать (“Они суть естественные силы общественного труда. Естественные силы, как пар, вода и т. д., применяемые к производительным процессам, тоже ничего не стоят”).

Любой человек, хотя бы немного понимающий в экономике, увидит противоречие между первой и второй цитатой. Очевидно, что если кооперация требует выделения нового вида работников-управленцев, которые сравниваются с армейским офицерством, то такой процесс никак не может “ничего не стоить”. Труд офицера оплачивается лучше труда рядового, следовательно, этот труд дороже. Точно так же и работа менеджера явно требует более высокой платы, при том что если менеджер не создает (если говорить терминологией Маркса) прибавочной стоимости, значит его существование влетает капиталисту в копеечку, ему приходится делить прибавочный капитал с управленцами (кстати, здесь для марксиста возникает дилемма — если управленцы все же создают прибавочную стоимость, то капиталист тем более должен её создавать, поскольку он следит за работой и менеджеров, и рабочих).

Резервная армия пролетариата или прислуга?

В главе 13 на стр. 455–456 Маркс пишет следующее: “Ближайший результат введения машин заключается в том, что они увеличивают прибавочную стоимость и вместе с тем массу продуктов, в которой она воплощается; следовательно, — в том, что вместе с той субстанцией, которую потребляет класс капиталистов и его окружение, они увеличивают и самые эти общественные слои. Возрастание богатства последних и постоянное относительное уменьшение числа рабочих, требуе­мых для производства необходимых жизненных средств, порождают вместе с новыми потребностями в роскоши и новые средства их удовлетворения. Все большая часть общественного продукта превращается в прибавочный продукт и все большая часть прибавочного продукта воспроизводится и потребляется все в более и более утонченных и разнообразных формах. Другими словами: производство предметов роскоши возра­стает. Наконец, чрезвычайно возросшая производительная сила в отраслях крупной промышленности, сопровождаемая интен­сивным и экстенсивным ростом эксплуатации рабочей силы во всех остальных отраслях производства, дает возможность непроизводительно употреблять все увеличивающуюся часть рабочего класса и таким образом воспроизводить все большими массами старинных домашних рабов под названием “класса прислуги”, как, например, слуг, горничных, лакеев и т. д. Если мы сложим число всех занятых на текстильных фабри­ках с персоналом угольных копей и металлических рудников, то мы получим 1 208 442; если же число первых мы сложим с персоналом всех металлургических заводов и мануфактур, то получим в итоге 1 039 605 — в обоих случаях меньше числа современных домашних рабов. Что за превосходный результат капиталистической эксплуатации машин!”

Между прочим, и Маркс, и его друг Энгельс, сами пользовались услугами прислуги. В этой связи небезынтересна судьба Елены Демут, которая работала у жены Маркса Женни фон Вестфален (как и положено пророку коммунизма, он был женат не на простой пролетарской девушке, а на потомственной дворянке), а после смерти четы Марксов уехала к Энгельсу. Далее, заметим, о чем говорит в этом отрывке автор. Он подмечает, что машинизация экономики увеличивает численность капиталистов и уменьшает относительную численность рабочих, необходимых для производства необходимых жизненных средств. Вместо таких рабочих растет численность прислуги, работу которой Маркс обзывает “непроизводительным употреблением”, которая обслуживает возрастающий класс капиталистов.

А теперь посмотрим, что он пишет в других местах. Прежде всего на странице 275 он утверждает: “Таким образом, капиталистическое производство, являющееся по существу производством прибавочной стоимости, всасыванием прибавочного труда, посредством удлинения рабочего дня ведет не только к захирению человеческой рабочей силы, у которой отнимаются нормальные моральные и физические условия развития и деятельности. Оно ведет к преждевременному истощению и уничтоже­нию самой рабочей силы. На известный срок оно удлиняет про­изводственное время данного рабочего, но достигает этого путем сокращения продолжительности его жизни”.

И на странице 659 он пишет: “Чем больше общественное богатство, функционирующий ка­питал, размеры и энергия его возрастания, а следовательно, чем больше абсолютная величина пролетариата и производитель­ная сила его труда, тем больше про­мышленная резервная армия. Свободная рабочая сила развивается вследствие тех же причин, как и сила расши­рения капитала. Следовательно, относительная величина промышленной резервной армии воз­растает вместе с возрастанием сил богатства. Но чем больше эта резервная армия по сравнению с активной рабочей армией, тем обширнее постоянное перенаселение, нищета которого прямо пропорциональна мукам труда активной рабочей армии. Наконец, чем больше нищенские слои рабочего класса и промышленная резервная армия, тем больше официальный пауперизм. Это — абсолютный, всеобщий закон капиталисти­ческого накопления”.

Нетрудно заметить, что последние два отрывка противоречат цитате на страницах 455–456. В первом случае Маркс утверждал, что машинизация труда увеличивает численность капиталистов и уменьшает относительную численность рабочих, необходимых для производства жизненно необходимых благ, при одновременном увеличении численности домашней прислуги, которая тоже относима к рабочим, но чей труд используется “непроизводительно”. Во второй цитате (стр. 275) он уже говорит, что капиталистическое производство ведет к ухудшению уровня жизни рабочего, к его истощению; в третьей цитате утверждает, что размеры и энергия возрастания капитала (а машинизация непосредственно увеличивает это возрастание) ведут к росту как абсолютной численности пролетариата, так и относительной “резервной” армии пролетариата (т.е. той части, которая периодически не используется капиталистами, но всегда держится в резерве без работы с тем, чтобы воздействовать избытком рабочей силы на других рабочих). При этом она у Маркса в этом отрывке растет и становится все беднее. Однако напомню, что Маркс сам же говорил, что относительная численность занятых производством рабочих снижается, но растет численность ЗАНЯТОЙ прислуги. Машинизация ведет к повышению эффективности производства и переходу рабочих из производства в непроизводительный класс рабочих-прислуги. И все это на фоне возрастания класса капиталистов, увеличения производства роскоши, удешевления производства необходимых для жизни средств…Очевидно, что прислуга появляется, если логически подумать, из невостребованной резервной армии пролетариев (ибо у нас условие “постоянное относительное уменьшение числа рабочих, требуе­мых для производства необходимых жизненных средств”), а значит, не происходит увеличения этой самой резервной армии пролетариев, ибо она находит занятие в обслуживании все возрастающего класса капиталистов (который, надо полагать, тоже откуда-то появляется). И только идиот будет утверждать, что положение прислуги хуже положения рабочего и что это положение сопряжено с нищетой и пауперизацией. С его утверждением на странице 465: “рабочие непрерывно притягиваются и отталкиваются, перебрасываются то сюда, то туда, и это сопровождается постоянными изменениями пола, возраста и искусства вербуемых рабочих”, факты не согласуются. И Маркс сам же эти факты предоставляет. Если речь идет о закономерном процессе роста класса капиталистов, роста производства роскоши, относительном уменьшении числа рабочих для производства базовых благ и все увеличивающемся числе рабочей прислуги, то это не “туда-сюда”, а вполне себе долгосрочное стабильное социально-экономическое явление.

Два взгляда Маркса на потребительская стоимость

У Маркса мной зафиксировано как минимум два противоположных взгляда на потребительную стоимость.

В самой первой главе, посвященной товару, Маркс пишет:

“Полезность вещи делает ее потребительной стоимостью. Но эта полезность не висит в воздухе. Обусловленная свой­ствами товарного тела, она не существует вне этого последнего. Поэтому товарное тело, как, например, железо, пшеница, алмаз и т. п., само есть потребительная стоимость, или благо. Этот его характер не зависит от того, много или мало труда стоит человеку присвоение его потребительных свойств. При рассмо­трении потребительных стоимостей всегда предполагается их количественная определенность, например дюжина часов, аршин холста, тонна железа и т. п. Потребительные стоимости товаров составляют предмет особой дисциплины — товароведения. Потребительная стоимость осуществляется лишь в пользовании или потреблении. Потребительные стоимости образуют веще­ственное содержание богатства, какова бы ни была его обще­ственная форма… Итак, потребительная стоимость, или благо, имеет стоимость лишь потому, что в ней овеществлен, или материализован, абстрактно человеческий труд. Как же измерять величину ее стоимости? Очевидно, количеством содержащегося в ней труда, этой «созидающей стоимость субстанции»... Итак, величина стоимости данной потребительной стоимости определяется лишь количеством труда, или количеством рабо­чего времени, общественно необходимого для ее изготовления. Каждый отдельный товар в данном случае имеет значение лишь как средний экземпляр своего рода. Поэтому товары, в ко­торых содержатся равные количества труда, или которые могут быть изготовлены в течение одного и того же рабочего времени, имеют одинаковую величину стоимости… Вещь может быть потребительной стоимостью и не быть стои­мостью. Так бывает, когда ее полезность для человека не опо­средствована трудом. Таковы: воздух, девственные земли, есте­ственные луга, дикорастущий лес и т. д. Вещь может быть полезной и быть продуктом человеческого труда, но не быть товаром. Тот, кто продуктом своего труда удовлетворяет свою собственную потребность, создает потребительную стоимость, но не товар. Чтобы произвести товар, он должен произвести не просто потребительную стоимость, но потребительную стои­мость для других, общественную потребительную стоимость… Наконец, вещь не может быть стоимостью, не будучи предметом потребления. Если она бесполезна, то и затраченный на нее труд бесполезен, не считается за труд и потому не образует никакой стоимости”.

Итак, иными словами, блага продаются и покупаются потому, что имеют потребительскую полезность для людей, а их стоимость определяется затраченным на их производство трудом. Потребительная стоимость имманентно присуща определенным благам, и по идее, ничто не может отнять её у них, поскольку она обусловлена свойствами товарного тела и не существует вне его (а значит, не существует и в умах тех, кто её покупает). И все такие товары имеют одинаковую стоимость на рынке.

В третьей главе в разделе “Средства обращения. Метаморфоз товаров” он пишет уже другое: “Известная трудовая операция, бывшая еще вчера одной из многих функций одного и того же товаропроизводителя, сегодня, быть может, порывает эту связь, обособляется как нечто самостоятельное и именно поэтому посылает на рынок свой частичный продукт как самостоятель­ный товар. Общественные условия могут быть достаточно и недостаточно зрелыми для этого процесса обособления. Се­годня данный продукт удовлетворяет известной общественной потребности. Завтра он, быть может, будет вполне или отчасти вытеснен с своего места другим подобным ему продуктом. И если даже труд данного производителя товаров, например, нашего ткача, есть патентованное звено общественного разде­ления труда, то это отнюдь еще не гарантирует, что как раз его 20 аршин холста будут иметь потребительную стоимость. Если общественная потребность в холсте, которая, как и все прочее, имеет границы, уже удовлетворена конкурентами дан­ного ткача, продукт нашего приятеля окажется избыточным, излишним, а следовательно, и бесполезным”.

Противоречие обнаружить нетрудно. Во второй цитате Маркс незаметно для себя вводит понятие спроса и предложения, как факторы стоимости блага. Во второй цитате те же аршины холста, что и остальные, теряют потребительскую стоимость просто потому, что спрос на них уже удовлетворен, а следовательно, они теряют стоимость, обусловленную затраченным на них общественно необходимым трудом. Это значит, что прежде объявленная имманентной, внутренне присущей, свойственной товарному телу потребительная стоимость на деле оказывается зависимой от внешних причин.

О кризисе перепроизводства

В этой связи имеет смысл рассмотреть отношение Маркса к кризису перепроизводства. Капиталисты, которые у Маркса представлены как вечно жаждущие возрастания капитала, вынуждены вступать друг с другом в схватку: “Колоссальная скачкообразная расширяемость фабричного производства и его зависимость от мирового рынка необходимо порождают лихорадочное производство и следующее за ним пере­полнение рынков, при сокращении которых наступает паралич. Жизнь промышленности превращается в последовательный ряд периодов среднего оживления, процветания, перепроизвод­ства, кризиса и застоя. Ненадежность и непостоянство, кото­рым машинное производство подвергает занятость, а, следова­тельно, и жизненное положение рабочего, становятся нормаль­ным явлением, когда устанавливается такая смена периодов промышленного цикла. За исключением периодов процветания, между капиталистами свирепствует ожесточенная борьба за их индивидуальное место на рынке” (стр. 464).

Здесь речь идет уже не о противоречии, а о концептуальном заблуждении. Капиталисты начисто лишены рассудка и ведут безудержную борьбу за один и тот же рынок. Как они ведут эту борьбу? Пытаются спамить конкурентов еще большим количеством того же самого товара по более низкой цене. В связи с этим капиталисты, якобы, вынуждены постоянно расширять рынки сбыта, или действуют экстенсивно.

Если бы подобное поведение производителей повсеместно и постоянно встречалось бы в реальной жизни, экономика не вылезала бы из кризисов, а производители не получали бы прибыль. Ведь вложения в производство очень дешевого и стремительно дешевеющего товара имеет известные пределы. В конечном итоге рабочим пришлось бы не платить вообще, а машины изнашивались бы, не успевая окупиться.

В действительности, во-первых, производство бывает не только экстенсивным, но и интенсивным. Интенсивное производство вполне может обойтись без новых рынков сбыта и давать прибыль за счет инноваций. Т.н. капиталисты не будут бесконечно и лихорадочно вкладываться в производство и расширение производства товара, который постоянно дешевеет. Средства производства для такого товара будут дорожать из-за спроса на них со стороны борющихся между собой капиталистов. Стремясь выдавить конкурентов с рынка путем увеличения производства товара, он будет стремиться завладеть как можно большим количеством средств производства этого товара. Это поведение ведет к убыткам, что противоречит образу капиталиста, как стремящегося к возрастающей прибыли.

Во-вторых, нужно учитывать природу цены. Цена — это прежде всего информация, которая указывает производителям, где увеличился спрос на тот или иной продукт и где еще недостаточно предложения. А раз предложения недостаточно, то именно туда “капиталист” и побежит вкладывать свои инвестиции, пока конкуренция еще не слишком сильна, а спрос высок. Когда рынок того или иного продукта насыщен предложением, производителю остается либо интенсивное развитие на этом рынке, либо поиск других продуктов, где можно получить прибыль повыше. Это, собственно, объясняет так ненавистное коммунистам сокращение количества производителей того или иного продукта. Коммунисты называют это монополизацией, в то время как в действительности мы видим процесс, когда одни выбирают интенсивное развитие (продолжают работать на данном рынке “вглубь”), а другие уходят на другие рынки, где, по их мнению, можно заработать больше. К сожалению, такое простое и наблюдаемое явление ускользнуло от коммунистического пророка. Маркс представил производителей как жадных идиотов, которые не понимают основных азов экономики. Никто не исключает конкуренцию между производителями, но она все таки не так безумна. Т.н. капиталисты оказались способны на оптимизацию своих производств, на поиск наиболее прибыльных рынков, на интенсивное развитие и инвестиции в наукоемкие производства, да и на смирение с сокращением своей доли на рынке.

***
Примечание: я запрещаю полное использование данного материала без моего разрешения. Если вы увидели эту статью на другом ресурсе, имейте в виду, что она была опубликована без моего согласия. Эксклюзивно для подписчиков Economics & History и моей страницы на Medium!