Социализм порождает мировые войны

Историки ломают копья в поисках ответа на вопрос, что же привело мир к самой ужасной войне за всю историю человечества. Понятно, что её начал Третий Рейх — на нём и лежит вина за развязывание войны, это факт неоспоримый. Но нацисты в Германии возникли не из вакуума, их риторика и внешнеполитические успехи происходили в определенной среде. Есть что-то более глубокое и важное, что сделало возможным нацизм, ожесточение, тяжелую экономическую ситуацию и т.д. И я убежден, что вина за мировую войну как явление, в глобальном масштабе, лежит на идеологии социализма как таковой. Ни при каких иных условиях не может возникнуть мировой войны. При чем независимо от направления в рамках этой идеологии (социал-демократия, коммунизм, национал-социализм), у неё есть одно общее, что и сделало возможным ожесточенное противостояние стран между собой — антагонистическая основа, вера в большое государство, коллективизм как базис общественно-экономических отношений и примат государственного над частным и общественным. А также популизм, обещание вывести людей из бедности в короткий срок в обход законов экономики и институциональное принуждение в ходе реализации этих обещаний.

Далее только факты:

1.) Во всех странах мира у власти в 1930-е годы находились социалисты того или иного толка. Даже в тех странах, которые не были инициаторами войны, но тем не менее, вели такую внешнюю политику, которая допускала то, чего нельзя было допускать ни в коем случае.

В Германии к власти в 1933 году пришел Адольф Гитлер и национал-социалистическая партия. НСДАП была типично левой партией, а нацизм — левой идеологией с присущими ему коллективизмом; приоритетом государства над личностью; нарушениями прав собственности и жизни граждан (террором против собственных граждан со стороны правительства, объясняемым идеологией); государственным перераспределением благ; ставкой на рабочий класс в частности и “народ” в целом. В нацистской листовке 1920 года было написано: “Национал-социалистическая рабочая партия Германии. С неиссякаемым упорством агенты международного еврейского капитала и банкиры-ростовщики ведут Германию к катастрофе, чтобы потом отдать страну и экономику в руки международных финансовых трестов. Они хотят расколоть и ослабить нашу нацию изнутри. Вот почему наемники мирового финансового капитала дышат неукротимой злобой против нашей партии — единственной партии, вобравшей в себя не “буржуазию” или пролетариат, а самых талантливых работников умственного и физического труда, цвет нашей нации. Лишь они одни могут и должны стать строителями будущей Германии” (М.Манн, Фашисты, стр. 212). Касательно мифической поддержке Гитлера “капиталом” Манн пишет: “Менее всего поддерживали нацизм силы, причастные к современному капиталистическому развитию. Крупные промышленные и финансовые воротилы не сопротивлялись Гитлеру, но и не спешили ему помогать” (стр. 294). Подробно об экономической политике нацистов я писал здесь.

В СССР в 1930-е годы царствовал сталинский социализм — апофеоз социалистической мысли, где вся политическая и общественно-экономическая жизнь была подчинена большевистской партии, личностное и частное начало раздавлено. Сталин проводил в жизнь наиболее левую программу индустриализации страны из всех имевшихся в 1920-е годы вариантов — т.н. “первоначальное социалистическое накопление” Евгения Преображенского, предполагавшее высасывание ресурсов из сельского хозяйства и легкой промышленности в пользу тяжелой промышленности. К концу 1930-х была полностью уничтожена прослойка единоличников, кустарей, кулаков, середняков и мелких промышленников, все хозяйства на селе были коллективизированы. Почти полностью была уничтожена церковь — 97,6% открытых в 1916 году церквей были закрыты к 1939 году.

В США у власти находился президент Ф.Д. Рузвельт, вопреки традиции находившийся у власти четыре срока вместо положенных двух — один из архитекторов американского социального государства; основоположник масштабного регулирования экономики, в т.ч. ценообразования и даже сельскохозяйственных культур, которые можно было выращивать; любитель повышения налогов на богатых, гигантских государственных проектов, контроля над самоуправлением, перераспределения в рамках всей страны бюджетных денег для укрепления собственной власти; а так же сведения экономических секторов в тресты, управляемые государственными чиновниками.

Во Франции с 1936 года парламент был заполонен социалистами и коммунистами (из 612 мест парламента 389 было у левых партий, в т.ч. 72 у коммунистов, и всего 223 у правых и право-центристов). Премьер-министры Франции Леон Блюм, Камиль Шотан (при котором Франция заключила торговое соглашение с СССР), Эдуард Даладье (участник Мюнхенского сговора), Пьер Лаваль — были убежденными социалистами и марксистами.

В Японии японский дипломат Тосио Сиратори так охарактеризовал оформившийся к концу 1930-х годов режим: “Волны либерализма и демократии, которые не так давно наводняли нашу страну, теперь отступили. Широко принимавшаяся недавно теория государственного управления, которая считала парламент подлинным центром власти, теперь полностью отброшена, и наша страна быстро двигается к тоталитаризму, как основному принципу японской национальной жизни последних тридцати столетий”. Хотя тоталитаризма как в СССР и Германии в Японии не было, общественная жизнь была подчинена коллективистской идее, а агрессия по отношению к Китаю мотивировалась борьбой против западного империализма.

В Великобритании парламентские выборы 1935 года показали, что влияние и роль лейбористов (крупнейшей социалистической партии Великобритании) увеличились. Партия получила 154 места (на 102 места больше, чем на выборах 1931 года!), а её лидер Клемент Эттли был вторым после Черчилля по влиянию человеком в стране, при этом входил в коалиционный кабинет, а в 1945-м стал премьер-министром страны, что позволило ему начать строительство “государства всеобщего благоденствия” путём национализации ряда отраслей, увеличения расходов на социалку и т.д. Следует также заметить, что количество членов в Лейбористской партии за 1930-е годы выросло почти в два раза — до свыше 400 тысяч человек.

2.) Антагонистическая сущность любой социалистической идеологии вела мир к напряженности — доктрины расовой, классовой и националистической борьбы способствовали делению мира на “черное” и “белое”, “мы-они” и т.д. Это позволяло мобилизовывать огромные массы населения на масштабные стройки и милитаризацию, а граждане стран просто пропускали сквозь пальцы последовательное расширение государства и наступление на фундаментальные свободы.

Так, у нацистов был четко очерченный враг —евреи, международный капитализм и коммунисты. Господство немецкой нации ставилось во главу угла, что позволяло Гитлеру воевать даже против очень близких немцам наций: норвежцев, голландцев, датчан (хотя и не устраивать против них массовых репрессий). Сама по себе коллективистская идея о первенстве немцев и логически выводимая из неё доктрина расширения жизненного пространства подводила основу под агрессию по отношению к своим соседям. Это как массовый психоз — цель оправдывает средства, допустимы любые меры по отношению к врагу. Государства, которые уважают жизнь и собственность людей как естественное неотъемлемое право каждого, никогда не проводили такую жестокую политику.

Сходными паттернами руководствовались большевики во время красного террора и гражданской войны в России. Буржуазия, кулаки, священники, белые офицеры с ходу объявлялись прислужниками капитала. Поэтому когда происходили расстрелы противников большевизма, последние видели в мушку своих винтовок не людей, а “прислужников капитала” и “врагов народа”. Не стоит недооценивать способность социалистических идеологий лишать людей человеческого достоинства.

Не стоит недооценивать социалистов в США, Великобритании, Франции и даже Польши. Хотя они в основном действовали в условиях демократии, их стремления вряд ли отличались от стремлений коллег в деле расширения государства. Другое дело, что социальные институты в этих странах оказались сильнее и смогли стать сдерживающим фактором для претензий их социалистических правительств. Но это, опять таки, не мешало Польше участвовать в переделе Чехословакии и в политических интригах против Литвы (создание “Срединной Литвы”, а затем её присоединение). Юзеф Пилсудский был социалистом и даже участвовал в съезде Второго Интернационала. Игнаций Мосцицкий, президент Польши вплоть до её оккупации в 1939, тоже выходец из соцпартии.

Или возьмем в пример Великобританию. Хотя Чемберлена и Черчилля нельзя назвать социалистами, но второй человек после Черчилля, ставший его преемником в 1945 году, Клемент Эттли — был убежденным социалистом. Но что было бы, если парламентские выборы прошли в 1939, а не в 1945 году? Ведь из-за войны они были отложены. У меня нет сомнений, что лейбористы одержали бы на них такую же решительную победу, как и в 1945 (393 места из 640). И что сделало правительство Эттли? То же, что делают социалисты всегда — начал проводить национализацию и увеличивать вмешательство государства в экономику. Да, у лейбористов вряд ли были такие громкие лозунги, как у нацистов. Но нет сомнений, что свои действия они оправдывали справедливостью — следовательно положение дел прежде было несправедливым и в нем кто-то же должен быть виноват? Американский президент Рузвельт, например, многие беды списывал на богатых. Не зря он так усердно стремился наложить на них стопроцентный налог.

3.) Идейная нечистоплотность — очень частое явление в мировой истории социализма в любой его форме. Социалистическая политика, кажется, следует исключительно прагматическим соображениям. То Муссолини был против аншлюса Австрии Германией и даже готов был развернуть свои дивизии на границе для защиты оной, то он пребывал в восхищении фюрером. То американское правительство не желает иметь никаких дел с правительством советским, то на их территории совершенно спокойно работает Амторг, советская пропаганда и вывоз американских специалистов и бизнеса на работу в СССР. То Гоминьдан получает помощь от Сталина, то коммунисты. Французы помогают испанским республиканцам-социалистам. Рузвельт говорит о свободе, но решает, по какой цене американцам продавать свои товары. Подписываются пакты и разделения сфер влияния, аннексируются австрии и эфиопии, а уж о союзнических обязательствах в случае войны со стороны Франции можно просто слагать легенды и анекдоты — это я про тот самый 1939 год, когда после нападения Третьего Рейха на Польшу, французы объявили ему войну, но, имея внушительное превосходство в войсках, ничего не сделали для помощи союзнику (Саарская наступательная операция — это пародия на помощь). Что мешало социалисту Даладье выполнить свои обязательства перед Чехословакией и Польшей? И тот же вопрос мы могли бы задать президенту-леваку Альберу Лебрену.

И я могу предположить, что все дело заключается в дезориентирующем общество влиянии социализма любого рода, когда дело касается выполнения обязательств. Социализм не благоволит частной собственности и жизни — два столпа любого базового договора. А раз даже такие базовые правила не в ходу в социалистической парадигме, то разве может что-то заставить его выполнять соглашения с другими странами?

4.) Протекционизм и объединение предприятий по секторам, подчинение их логике госплана — неотъемлемая часть социалистической политики. Протекционизм стал одной из причин ухудшения экономического положения многих стран, а также ухудшения отношений между ними. Сгруппированные в отрасли производственные мощности разных компаний, тесно взаимодействующие с государством, были широко распространенной моделью взаимоотношений между властью и крупной промышленностью для 1930-х, а протекционистские тарифы помогают им концентрировать ресурсы внутри себя с целью последующего их централизованного распределения. Социалисты очень любят масштабные предприятия, работающие строго по плану и вовсе не обязательно их национализировать, достаточно подчинить их или слить государство и крупную промышленность в одно целое. Еще Владимир Ленин писал, что “государственно-монополистический капитализм при действительно революционно-демократическом государстве неминуемо, неизбежно означает шаг и шаги к социализму! Ибо социализм есть не что иное, как ближайший шаг вперед от государственно-капиталистической монополии. Или иначе: социализм есть не что иное, как государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией. Тут середины нет. Объективный ход развития таков, что от монополий (а война удесятерила их число, роль и значение) вперед идти нельзя, не идя к социализму”. Но Владимир Ильич, разумеется, полагал приход такого государства только через революцию. Но практика показала, что лево-популистское демократическое государство может наступить и в условиях либеральной демократии.

Тариф Смута-Хоули, протекционистский закон, подписанный президентом США Гербертом Гувером, вводил пошлины на более чем 20 тысяч товаров и являлся непосредственной предпосылкой Второй Мировой войны. Мягкотелый президент Герберт Гувер изначально выступал против этого закона, но обе палаты Конгресса и давление предвыборных обязательств заставили его подписать законопроект. Рузвельт не отменял его политические решения, а сам по себе протекционизм как соответствующий нашему изначальному критерию социализма, объективно относим именно к социалистическим практикам. Из-за этого тарифа началась волна ответных пошлин со стороны европейских стран, а в Германии из-за ухудшения экономической ситуации левые партии стали более популярны. Если бы экономическое положение начала 1930-х не усугубилось бы тарифом Смута-Хоули, можно предположить, что события в Германии пошли бы совсем другим путем.

Все 1930-е годы производства в США, Германии, Италии (а в СССР с самого начала его существования) подвергались укрупняющему, концентрирующему объединению в тех или иных формах. В США крупная промышленность объединялась в рамках закона о восстановлении национальной экономики 16 июля 1933 года (фактически вводивший в экономику госплан). В Италии это была Istituto per la Ricostruzione Industriale, т.е. Институт промышленного восстановления, и в рамках этого ведомства была объединена львиная доля итальянской промышленности, где государство играло ключевую роль в принятии экономических решений и долгосрочном планировании. В СССР аналогом служили тресты и синдикаты, интегрированные в плановую экономику с административным управлением.

В Японии все шло по тому же пути. Сначала, до 1938 года, государство вошло в тесные отношения с крупными концернами, а затем издало закон “О всеобщей мобилизации нации”, которое позволяло, в частности, следующее:

• «экспроприировать частично или в целом материальные ресурсы, использовать либо отчуждать промышленные предприятия, рудники, водную энергию и др.»
• «Во время войны в случае, если этого требуют интересы всеобщей мобилизации, правительство может в соответствии с требованиями императорских указов отдавать распоряжения по поводу распределения прибылей, списывания капиталов и других финансовых операций компаний»

Тем самым экономика переподчинялась от рыночной экономики с её многочисленными экономическими агентами и законом спроса и предложения к государству, как крупнейшему экономическому агенту с эксклюзивными полномочиями. Устранялись конкуренция, противовесы большому государству и препятствие к милитаризации и мобилизации. И мне просто смешно слушать, когда коммунисты говорят, что якобы в интересах крупного капитала была затеяна мировая война — хотя бы потому, что в той же Японии и в США предприниматели выступали против концентрации производств в рамках госплана. Против тарифа Смута-Хоули выступали крупнейшие экономисты и промышленники Америки. Немецкие промышленники были подчинены планам НСДАП и её чиновникам, а их прибыль ограничивалась жалкими суммами. Например конгломерат IG Farben был ограничен прибылью в 5%, все остальное бизнес обязан был отдавать нацистам. Ведущие немецкие угледобывающие компании были принудительно объединены в 1934 году в Braunkohlenbenzin AG (Brabag), во главе которого поставили чиновников. Гуго Юнкерс и вовсе лишился своей компании и был арестован. Разумеется были и те, кто получал с такой концентрации выгоду. Это люди, которых мы называем лоббистами. Но от слияния чиновника и лоббиста свободным рынком даже не пахнет. Напротив, такое слияние губительно для свободного рынка и конкуренции — как основы основ рынка. И хотя коммунисты говорят, что концентрация крупного капитала есть неизбежное следствие развития капитализма, я могу возразить хотя бы напоминанием, что отчего-то такая концентрация происходила именно в те годы, когда у власти сидели социалисты.

Как это связано с приближением военного времени? Ну, здесь всё более чем ясно — вместо конкуренции у нас милитаризация экономики (военные заказы в ходе таких концентраций составляли большую часть заказов и прибыли), как следствие — увеличение вооружений и усиление роли армии и реваншистов в обществе. Разумеется, вместе с этим — усиление власти чиновников, как главных регуляторов, распределителей и “задавателей” повестки дня. И все это также неразрывно связано с проведением в жизнь социалистических доктрин. Разумеется, никакой рыночной экономики здесь не было.

5.) Решение экономических проблем кейнсианскими и тоталитарными госплановскими методами — мейнстрим 1930-х. И это касается не только таких очевидных примеров, как Германия и СССР, но и США, где администрация Рузвельта регулировала экономическое поведение населения через специальные агентства (NRA, AAA, PWA и особенно WPA во главе со всемогущим Гарри Хопкинсом.) National Industrial Recovery Act of 1933 давал государству широкие полномочия в экономике, от регулирования цен до определения того, что можно производить. Он открыл двери для деятельности агенства PWA (Управление общественными работами), которое имело собственный бюджет и занималось организацией общественных работ, в основном дорожным строительством. Конкурентом этого агенства был WPA (Works Progress Administration), занимавшийся тем же. Помимо собственно дорожных работ WPA организовывал проекты культурного характера (музыка, кинематограф и т.д.). Через эти агенства проходили миллионы людей и миллионы долларов, так что их размах хоть и не был столь большим, как организация труда в Третьем Рейхе и СССР, но достаточно большим, чтобы считаться крупнейшей экономической силой США тех лет.

Напомню, что согласно Джону Мейнарду Кейнсу, для преодоления экономических кризисов государство должно активно вмешиваться в экономику. Одно из ключевых решений здесь — борьба с безработицей посредством организации масштабных строек, сельскохозяйственных работ и т.д. Этой политике следовали многие страны левой ориентации, о которых мы упоминали. Интересно, что в Италии Бенито Муссолини (с 1922 по 1945 годы) придерживался кейнсианских рецептов в экономической политике еще до главной публикации в жизни Кейнса — “Общей теории занятости, процента и денег”. Кейнс, впрочем, подвел под такую политику “научное” обоснование, придав ему респектабельности. Возможно, что итальянский фашизм стал первым, кто начал реализовывать кейнсианство в экономике.

6.) Разочарование экономической свободой — один из основных сигналов, свидетельствующих, что люди 1930-х увлеклись социалистическими идеями. Не зря к власти один за другим приходили левые политики, которые получали мандат доверия народа на проведение социалистических “реформ” — их имена мы уже упомянули в первом пункте данной статьи. Всеобщая апатия, нигилизм и потребность в “сильной руке” вызвали массовый психоз и иррациональные ожидания от левых популистов. Последние и сами верили в то, что говорили с трибун. И под руководством таких людей все общество залезло в петлю.

Анти-рыночная ментальность — это очень опасно. Люди перестают верить в объективные истины, в Бога, в право собственности. Они начинают верить, что решить их проблемы смогут политики. В действительности действия большого, ничем не ограниченного государства и приводят к кризисам и застоям в экономике, из-за чего люди беднеют, теряют капиталы, семьи, надежды — ибо государство является крупнейшим экономическим агентом с эксклюзивными полномочиями и мандатом от народа.

В наше время очень важно не допустить повторения социалистического ренессанса. Кажется, что в мире снова пытаются поиграть мускулами и тарифами. Популисты со всех концов мира ввязывают европейские страны в совершенно невыгодное противостояние. Больше всех пострадают, как всегда, европейцы, от французов до русских. В интересах Европы — единое свободное торговое пространство без границ, от Лиссабона и Дублина до Владивостока и Анадыря; общие вооруженные силы, христианская культура, солидарность и приверженность нашим вечным идеалам естественного права, которые отстаивали наши лучшие философы, от Аристотеля и Фомы Аквината до Саламанки и авторов Новейшего времени.

Рыночные страны и люди, уважающие право собственности и жизни, желающие свободно торговать между собой, никогда так себя не повели бы. Рыночное общество, т.е. общество консервативное, уважающее право каждого на жизнь и собственность и не терпящее институционального принуждения в вопросах обмена благами между людьми, совершенно не заинтересовано в войнах и пошлинах, милитаризации и концентрации производств. Это, конечно, не значит, что рыночное общество “беззубое” — наоборот, для защиты свободы нужна самая сильная армия и вооруженные граждане. Если бы в 1930-е годы в Европе и США торжествовали идеи Rerum Novarum, рыночной экономики и субсидиарности, а не идеи Маркса, Кейнса и национал-социалистов— остались бы живы десятки миллионов европейцев.

Примечание: я запрещаю полное использование данного материала без моего разрешения. Если вы увидели эту статью на другом ресурсе, имейте в виду, что она была опубликована без моего согласия. Эксклюзивно для подписчиков Economics & History и моей страницы на Medium!